«Лу Юй был найден своим учителем на речной косе и воспитан в чаньском монастыре, однако монахом он был нерадивым и отказывался петь сутры. Вместо этого он тянулся к светской культуре чайной церемонии. Он ушёл из монастыря и стал бродячим клоуном. И это всё вещи не случайные, так как они определяют всё то, что происходит на чайных действах во время чаепития. Лу Юй является отправной точкой светской чайной культуры, и черты его личности, естественно, накладываются на развитие чайного дела в последующей истории.»
(Бронислав Виногродский)
У всех чайных людей в деле популяризации чая есть преемственность, восходящая к Лу Юю, и при этом лучше бы понимать, что в случае такой «светской», мирской популяризации, чайный человек также неизбежно обретает и проводит соответствующее качество и предстаёт перед теми, кого он хочет, пользуясь этим, познакомить с чаем, в определённом смысле немного как бывший нерадивый монах, ставший бродячим клоуном — и само такое дело незадачливое клоунское, чему соответствует структура ответных ожиданий у заинтересовавшихся, от легковесного ожидания развлечения до горделивого снисходительного ожидания, что будут пытаться удивить. Серьёзный подход подразумевает, что если и пользоваться таким качеством (что не всегда нужно), то только в самом начале, «включить Лу Юя», чтобы заинтересовать, а потом поскорее всё это отбросить и восходить к тем или иным качествам, которые были присущи чайному делу до отправной точки этапа популяризации Лу Юем (например, чай как лекарство или чай для концентративных практик). То, что кто-то не отбрасывает и так всегда и продолжает, это не плохо — плохо придерживаться того, что это клоунское незадачливое качество, это в чайном деле самое лучшее и правильное и что только так и должно быть.